Касабланка-Раменское

Москва — Алжир — Кабо-Верде — Бразилия — Эквадор

Шла третья неделя моей стажировки в редакции чрезвычайных происшествий.

«Да не мог он две секунды лететь, он же с сотого этажа свалился!» - услышала я, заходя в редакцию.

- Саш, боинг три секунды падал! А уж мужик...

- Ну что он, с двигателем что ли летел? Какую он скорость-то развил в итоге?

- Саш, поднимись на крышу, брось камень и посчитай! Не мешай работать.

- Какая там формула для ускорения свободного падения?

Корреспонденты и редакторы обсуждали выпавшего со стройки «Москвы-Сити» мужчину. Кто-то уже набирал пресс-службу ГУВД.

- Девушка, у нас тут возник спор... а с какого этажа он всё-таки брякнулся? С 84-ого? Это вам так кажется или вы уверены?.. Ясно, спасибо. Так, 84 этажа умножить на 3 метра…

- Получается сто километров в час...

Всё-таки редакция ЧП заслуживает того, чтобы посвятить ей повесть.

Глава редакции Татьяна положила трубку и обратилась ко мне: «У тебя загранпаспорт есть? Полетишь сегодня с МЧС в Эквадор».

---

16 апреля в Эквадоре произошло разрушительное землетрясение, унёсшее жизни почти шестисот человек. Часть побережья на северо-западе страны оказалось полностью разрушена, 25 тысяч человек остались без крыши над головой. Больше десятка стран направили в Эквадор гуманитарную помощь. На аэродроме в Раменском готовился к вылету самолёт МЧС с 30 тоннами консервов, палатками и мобильной электростанцией.

«Полетишь с ними, снимешь погрузку-разгрузку. И по возможности — репортаж с места. Сейчас езжай домой, покупай дошираки, хлеб, консервы. Там ничего не ешь и не пей. Руки мой каждые полчаса. Возьми с собой воды, сколько сможешь унести. В аэропорту купи маленькую бутылочку виски и с каждым приёмом пищи выпивай граммов по пятьдесят. Что ты смеёшься, это для дезинфекции», - наставляла меня Татьяна. К вылету готовили грузовой ИЛ-76, самолётная версия танка, неубиваемая машина, внушающая страх и почтение. С нами прошли таможню 12 человек экипажа: два капитана, два вторых пилота, два штурмана, два борт-инженера, два радиста, два борт-механика и двое операторов, отвечающих за грузовую кабину. Мама и начальник редакции слали мне одинаковые смс-ки: «Напиши, как будете взлетать».

Но МЧС — это когда всё решается в последний момент. Работа такая, что никогда не знаешь, куда и насколько летишь, будет ли связь, туалет, одеяла — или придётся спать на гуманитарке, прямо на коробках с говяжьими консервами для грудничков. Я попала под опеку Михаила Юрьевича, замначальника международного департамента МЧС, и его заполошного помощника сержанта Вани, так что перепали матрас и мягкий парадный бушлат. В тумане, как в сказке, я снимала в полночь погрузку гуманитарной помощи на борт, в самое нутро грузового самолёта.

Мне говорили, что ИЛ-76 весь дырявый, и туда надо брать унты, ушанку и ватник. Что там нет туалета, хотя лететь по 7-8 часов. На деле же там тепло, весело, уютно, есть розетки, умывальник, вода, четыре иллюминатора. Нет света и очень громко работают двигатели. С собой надо брать спальник или устраиваться на брезентовых палатках, пледах, откидных сидениях. Бывает тяжко, когда, как при крушении самолёта в Синае, на борт загоняют два КАМАЗа со спасательным оборудованием: на/под/в/рядом с ними должны как-то разместиться сто спасателей. Сейчас загруженный под самый потолок самолёт казался бездонным. Мы заправились в Алжире, через 6 часов — в Кабо-Верде. Оказалось, что острова эти совсем какого-то Незелёного Мыса, потому что роскошные пальмовые леса местные жители давно вырубили на отопление домов. Пока механики заправляли все топливные баки керосином, я гуляла под жарким солнцем, на обжигающем ветру и мечтала здесь жить. А потом механик рассказал, как жил здесь полтора года, и как-то расхотелось.

Меня пустили в кабину штурмана посмотреть на взлёт: это что-то невероятное. Но ещё невероятнее работа самого штурмана. Он полностью дублирует работу автопилота, и в случае отказа навигационных систем, может без проблем направлять самолёт по курсу, ориентируясь хоть по звёздам. Это одна из причин неубиваемости ИЛа, не говоря об обшивке, тягачах и боевом духе мчсовцев. Как рассказывал Михаил Юрьевич, однажды экипаж горбатого немецкого боинга пригласил их к себе на борт, который оказался двухпалубным, и показал, что внутри: современные системы навигации и отдельные каюты для каждого члена экипажа. Наши присвистнули и в свою очередь пригласили немцев в гости. «Ребята, это же Т-34! - обалдели немцы. - А где ваши каюты?». «А у нас вон, в хвосте, за грузом на каждого человека … матрас валяется», - смеялся экипаж. Следующей остановкой был бразильский город Ресифи. Перед посадкой Михаил Юрьевич подошёл ко мне, положил руку на плечо и проникновенно спросил: «Ты когда-нибудь пересекала экватор?». Я ответила, что нет, и он с тёплой отеческой улыбкой вылил мне за шиворот стакан холодной воды. В честь пересечения экватора!

В прибрежном Ресифи у нас было 10 часов отдыха, и мы уже нацелились быстренько сбегать искупаться в океане. Но первый же работник аэропорта (по совместительству учитель сальсы) предупредил, что здесь нельзя плавать ни в коем случае. «Акулы», - говорит, круглый год, и ничего тут не поделаешь. Экипаж, как положено, удалился отдыхать, а мы пошли пить caipirinha (нектар богов, который здесь наливают бесплатно в каждой гостинице) и слушать истории про то, как бортом МЧС в Гвинею доставляли прививки от Эболы, как в посольстве устроили приём и все были в резиновых фраках и перчатках по локоть, а Ваня даже с самолёта решил не сходить — ну нафиг. «Всё дело в традициях, - говорит Михаил Юрьевич. - Всё племя обязано целовать мертвеца в губы, даже если умер он от лихорадки. И против обычаев не попрёшь. Когда умер вождь племени из руководящей верхушки, даже послу нашему пришлось его в гробу целовать».

На обратном пути планировалось провести в Ресифи полноценные 30 часов. В получасе езды отсюда есть пляж без акул, где нам обещали «карибские пейзажи». Но собираясь на землетрясение в Эквадор, как-то не приходит в голову взять с собой купальник. Придётся покупать. «Интересно, а мне купальник покроют командировочные?», - думаю вслух. «Я лично подпишу, что была такая необходимость», - отвечает Михаил Юрьевич.

---

Бразилия, которую видела я, - это адская влажность, высокий купол неба, луна и пальмы, и солёный ветер из-за зелёных холмов, так что понимаешь, что за ними — океан. Следующий перелёт был на другой конец Бразилии. Самолёт приземлился, и я сквозь сон услышала разговоры экипажа:

- Амазонку видели?

- Видели... Большая!

- Она толстая или длинная?

- И толстая, и длинная …

Потом я всё-таки выменяла на шоколадное молоко возможность посидеть в кабине штурмана и посмотреть на дельту Амазонки. Экипажу полагался поднос с питанием, где в том числе было какао-молоко. Я убедила их, что взрослым состоявшимся мужчинам как-то не к лицу пить шоколадное молочко, собрала, сколько смогла, и обменивала на всякие ништяки. Например, полчаса у лобового стекла штурманской кабины на высоте 4500 метров над Амазонкой. Это посильнее Поля Гогена и итальянских документалок, снятых с вертолёта. Но вскоре самолёт набрал свои постоянные 10 000 метров, и перестало быть видно что-либо, кроме облаков. Утром мы приземлились на благословенную землю Эквадора. Самолёт сел в долине, окружённой Андами, с чистым разреженным воздухом, прогретым экваториальным солнцем. Столица страны Кито находится на высоте 2800 метров над уровнем моря, круглый год здесь одна и та же погода, то есть благодать. Серо-зелёные Анды режут глаз через прозрачный горный воздух, у вершин клубятся рваные облака, идеально ровные чёрные дороги стелются в обход хребтов к центру Земли — Mitad del Mundo. Здесь древние индейцы, французские исследователи и система GPS независимо друг от друга определили линию экватора. В местном музее можно побаловаться, перешагивая из северного полушария в южное, устанавливая сырое яйцо на шляпку гвоздя и наблюдая, как вода стекает в раковину, закручиваясь по и против часовой стрелки по разные стороны от «экватора». Всё это конечно, чистой воды профанация, экватор составляет в ширину около 5 км, и факт перешагивания через красную линию, нарисованную на земле, не переносит вас из Тропика Козерога в Тропик Рака. А фокус с воронкой объясняется наклонном террасы, на которой он демонстрируется.

Разгрузка прошла быстро, силами сотрудников аэропорта, военных и мальчишек-добровольцев. Нас встретили посол, консул и пресс-атташе, очень молодые и в соответствии с местным климатом очень улыбчивые. В рубашках с запонками — мидовцы старой закалки. Тем временем, с момента землетрясения в Эквадоре было зарегистрировано свыше 500 афтершоков, накануне вечером Кито тряхнуло на 6 магнитуд. По всей стране в супермаркетах, ведомствах и кафе открылись пункты приёма гуманитарной помощи, в первую очередь — воды. Водопроводы на побережье оказались почти полностью разрушены, и судя по результатам доклада министерства гуманитарной деятельности, пострадавшие больше всего нуждались в воде, еде, палатках, раскладушках и освещении. Я честно пыталась слетать в зону разрушений на гражданском вертолете, даже закорешилась для этого с местным журналистом, но пресс-аташе уже разыскивал меня, как ребенка, который вот-вот нашкодит.

- Анна, ну что вы тут делаете …

- Я узнала, можно попасть туда на местном вертолете, они возят воду каждые три часа.

- Не надо вам туда летать! Давайте лучше в ресторан. А потом мы вас в музей отвезем.

- Времени у нас до утра, я вернусь со следующим вертолетом. Мне сказали, что …

- Да что ж такое, больше не буду связываться с журналистами, которые говорят по-английски.

- Я быстро!

- А если опять тряхнет? Никто обратно не полетит, а МЧС вас ждать не будет. Останетесь в Эквадоре.

В Москве ждали репортаж с места, но подставлять экипаж не хотелось, так что я как-то не совсем уместно присоединилась к культурной программе.

Помощник пресс-аташе по культуре в головокружительно обтягивающем платье отвезла нас в музей коренных племен Эквадора, а их в стране больше сотни. Там показывают высушенную голову 12-летнего ребёнка размером с кулак и рассказывают, в какие этапы её сушат. Некоторые племена до сих пор ни за какие коврижки не вступают в контакт с цивилизацией; на условно «их» территории им разрешено грабить и убивать, то бишь жить полностью по своим законам. Пару раз в год в местной прессе появляются сообщения о том, что одно племя попросило у правительства защиты после того, как заметило вблизи своих территорий представителей другого племени с топорами. Ассимилировавшиеся с белым населением индейцы в Кито продают фрукты и не лезут в политику. и от этого фрукты у них только слаще.

Авокадо, папайя, ананасы, манго, личи, маракуйя, гранадийя, питахайя, монструозная чёрная ежевика, колючие ёжики рамбутанов – всё это выезжающим за рубеж наш МИД советует не покупать, а уж если купили — мыть специальным обеззараживающим раствором. Или с хирургической тщательностью намыливать. На местных рынках можно потерять голову от обилия цветов – похлеще, чем на базарах Стамбула. Зову сюда всех, от приверженцев стиля бохо-шик до антикваров. Приезжайте и сойдите с ума от щедрости латиноамериканской культуры. Я искусала себе локти, но купила-таки ароматную папайю и плед из шерсти альпаки, потому как после разгрузки гуманитарной помощи в ИЛе предстояло спать на полу или откидных сидушках.

Обратно мы вылетали на рассвете. Автобус привёз всех членов экипажа и журналистов на лётное поле и остановился у самолёта, ночевавшего в аэропорту в одиночестве. Двери автобуса не открывались. Консул Ольга поинтересовалась: выходить-то можно? Водитель с сожалением заметил, что не может нас выпустить, пока дверь самолёта не открыта. По автобусу прокатился гомерический хохот. «Ну ладно, подождём, может, кто откроет», - согласился капитан. Поняв маразм ситуации, водитель выпустил нас, и командир, звеня ключами, стал забираться по трапу.

Пустой ИЛ казался маленьким. В него стали загружать коробки с эквадорскими розами, которые местный плантатор подарил экипажу в благодарность за доставленную гуманитарную помощь. «Берегитесь сюрпризов, здесь часто перевозят наркотики под видом роз. Даже стебли цветов пропитывают наркотическими веществами, а потом как-то высушивают... В общем, опасный бизнес», - предупредила Ольга. Здесь вообще очень оригинально относятся к вопросу безопасности. У таможни в аэропорту стоит прозрачный бокс с вещами, изъятыми у пассажиров. Это и изогнутые коровьи рога, и поделки из меч-рыбы, и маникюрные ножницы, и игрушечная граната, видимо, насторожившая пограничников. И даже болгарка, прости господи.

---

Не буду строить из себя специалиста по Эквадору. Бывает, что уже после двух недель тянет написать трактат о политическом курсе страны и социальной обстановке. Но на этот раз осталось только ощущение полнейшего невежества и желание копать до сути. Мне приоткрылась завеса глубочайшей южноамериканской тайны, которую медленно постигают сотрудники, например, нашего посольства. Главным словом в лексиконе эквадорцев оказалось «tranquilo». Почему местные жители, стоя в пробке, не сигналят таксисту, который, перегородив улицу, вот уже десять минут расплачивается с пассажиром? Почему они не просят отойти с дороги, а терпеливо ждут, что ты сам сообразишь? Почему они никуда не торопятся? Почему дети в местных садах не мешают другим спать в тихий час, даже если им самим не спится? Почему они всегда улыбаются, а увидев во второй раз, называют «hermano»? Почему они максимально упрощают испанский язык, отказываясь от сослагательного наклонения и согласования времён даже в прессе? Почему президенту Чили не лень сойти с красной дорожки, чтобы сфотографироваться с незнакомцем? Почему президент Эквадора терпеливо ждёт, пока освободится столик в кафе, и только тогда усаживает за него своих детей? Почему президент Уругвая живёт на ферме, жертвует свою зарплату на благотворительность и считает себя самым богатым из сильных мира сего?

Гуманитарная помощь летела в пострадавшие районы Эквадора, а мы летели в Бразилию. Я обнаружила, что экипаж ИЛа за неимением возможности общаться при бешеном рёве двигателей освоил язык жестов. Мчсовцы и оператор «Russia Today» продолжали травить байки про тушение пожаров, Латинскую Америку, Пакистан и Сирию. Кстати, за все пять дней они ни разу не выругались матом. Это невероятно добрые, улыбчивые, отзывчивые люди с отличным чувством юмора. Склеили мне порвавшийся ботинок каким-то самолётным клеем, то есть, видимо, на века. Михаил Юрьевич заставлял Ваню таскать тяжёлое и ухаживать за мной как за единственной девушкой, и в итоге тот уже вырывал у меня из рук последний пакет ("А то начальство ругаться будет!..").

Каждый взлёт и каждую посадку я прилипала к окну штурманской кабины. Представительный Михаил Юрьевич бежал со мной наперегонки и тоже устраивался за креслом штурмана, чтобы посмотреть, как самолёт отрывается от земли. А потом я лежала на своём эквадорском пледе, чувствовала, как моё тело несётся сквозь воздух со скоростью 750 км/ч — средней скоростью цунами — и представляла, как волна накрывает индийские, южноамериканские, индонезийские берега. После подводного землетрясения у берегов Японии цунами пересекает Тихий океан и достигает побережья Чили за 18 часов. Разрушительные волны в десятки метров высотой обрушиваются на прибрежные города, уже и так разбитые землетрясением. Какое счастье, что в этот раз в Эквадоре обошлось без угрозы цунами.

В Бразилии нам оставались вечер и ночь. Океанские волны, таящие невидимых акул, так же бились о берег через дорогу. На набережной в ларьках с соломенной крышей за полтора доллара (4 реала) можно купить громадный молодой кокос. Продавец кровожадно изрубит его мачете, вставит трубочку и протянет вам — пейте. Плод до краёв полон сока, молока или воды (кому как кажется), таящего в себе секрет силы и молодости бразильцев. Наш друг Фелипе, тот самый учитель сальсы из аэропорта, утверждает, что выпивает по кокосу в день, и в свои тридцать три выглядит на двадцать пять.

В порту, как и на пляже, в лицо били жаркие волны густого, настоявшегося солёного воздуха. Рыбаки в штанах с логотипом бразильских авиалиний выуживали из воды рыбу и мусор. Вдоль набережной – бары, бары, бары с местной молодёжью и редкими туристами. Иностранцы приезжают сюда посмотреть древний город, основанный голландцами, и за красоту каналов и колониальных зданий прозванный бразильской Венецией. Но ближайший пляж, где можно купаться, не боясь акул, - в 40 минутах езды, так что туристов в Ресифи меньше, чем на остальном побережье. Утром мы вылетали домой. Капитан, раскинув руки, подошёл к самолёту, поцеловал его металлическую обшивку и поднялся в кабину. Радист озвучил один из самых оригинальных маршрутов, что я слышала: Касабланка — Раменское. Я забралась в угол кабины пилотов и прикинулась ветошью.

Мы поднялись в чистое ночное небо. Были видны звёзды, так что второй пилот отключил дисплей, который отслеживает погодные явления. Мы летели домой. Вдруг командир повернулся ко мне и строго спросил: «Столица Марокко?». «Рабат!» - выпалила я. Он прищурился и сказал: «Правильно. Тогда вон, справа – можешь посмотреть». Справа во мраке светились огни крохотного Рабата. А потом пропали.